Что заставляет людей становиться террористами-смертниками? Кровавый кошмар в Домодедово волей-неволей вызывает в памяти жуткий ассоциативный ряд… Архитектурная агония падающих зданий Всемирного торгового центра. Десятки трупов тех, кто пришел посмотреть мюзикл «Норд-Ост», а увидел лик смерти. Разбросанные части тел еще мгновение назад полных жизни и ве­селья туристов со всего мира на острове Бали… Но в этой статье мы не будем говорить о кошмарах. 

Сергей Нестеренко

Мы поговорим о гораздо более страшных, но скрытых от глаз массового наблюдателя, вещах. О том, как и почему становятся воз­можными трагедии в Нью-Йорке, Москве, на Бали – в любой точке земного шара. О том, что заставляет одних людей надевать черные маски и, обвязавшись взрывчаткой, идти убивать других, абсолютно незнакомых им людей, включая женщин и детей. Словом, о том, как и почему люди становятся террористами. Точ­нее, кто и как делает их такими.

Семиглавая кобра зомбирует дочь магната

Какая неведомая сила заставляет человека переступить через все мо­ральные, религиозные и обществен­ные нормы поведения? Ответ на этот вопрос найти не так сложно, как кажет­ся на первый взгляд: мировоззрение человека и состояние его психики. Но вот каким образом у него складывает­ся столь извращенная картина мира, в которой главной целью становится не продолжение рода, не успехи в творче­стве, а стремление убивать и готов­ность в любой момент умереть само­му? На этот вопрос ответить гораздо сложнее. Но мы попытаемся.

Начнем с того, что нормальные мирные граждане априори считают террористов носителями зла. Возмож­но, они будут весьма удивлены, узнав, что террористы придерживаются абсо­лютно противоположной точки зрения и свято уверены в том, что именно они единственные на этой земле борцы со злом, восстанавливающие попранную справедливость. По мнению психоло­гов, гипертрофированная жажда спра­ведливости – неотъемлемая черта большинства людей, вставших на путь террора. Откровения самих террори­стов (взять хотя бы заявления Бараева и его сподвижников во время захвата ДК на Дубровке) подтверждают эту точку зрения. А вспомните поведение любого из них перед телекамерами – они ведут себя не как преступники, а как герои. Именно идея восстановле­ния справедливости является ведущей мотивацией террора независимо от происхождения. Чеченские, баскские и ирландские боевики убеждены, что бо­рются с поработителями своих наро­дов. Арабские же уверены, что США – это средоточие мирового зла и, лишь уничтожив их, можно спасти мир.

Как и почему люди приходят к та­кому, мягко говоря, странному миро­воззрению? Совершенно очевидно, что их подвергают серьезному «промыва­нию мозгов». Заметим, что для любого психически здорового человека при­оритетным является инстинкт самосо­хранения, то бишь выживания. И уже сама по себе готовность умереть за идею – яркое свидетельство того, что с психикой человека кто-то умело пора­ботал, заменив в его мозгу приоритетность ценностей. Таким образом, лю­ди, сеющие в мире вооруженный тер­рор, изначально сами были подвергну­ты террору психологическому.

Как это происходит?

…Имя крупнейшего масс-медийного магната прошлого века Рэндольфа Херста стало хрестоматийным. Владе­лец гигантской империи средств мас­совой информации, формирующих общественное мнение во всем мире, он имел огромное влия­ние на мозги миллио­нов людей. Но мало кто знает, что мозги родной дочери по имени Патти он не смог уберечь от зомбирования, превратившего воспитанную девушку из элитной семьи в ярую террористку леворадикального толка.

В феврале 1974-го Патти похитили террористы из так называемой Симбионской армии освобождения. Одной из своих главных задач САО декларирова­ла прекращение войны во Вьетнаме. Ее лозунгом было: «Смерть фашистским свиньям, жиреющим на человеческих страданиях!», символом – семиглавая кобра. Как и другие террористические организации, САО пыталась избавить мир от страданий с помощью убийств и насилия. Похищение дочери Херста они мотивировали желанием «отомстить за преступления, совершенные ее отцом и матерью против народа Америки и всего мира». При этом по­хитители отказались вступать в перего­воры до тех пор, пока семейство Херстов не передаст шесть миллионов долларов в фонд неимущих Америки.

Периодически они посылали Херстам магнитофонные записи с обраще­ниями дочери. Пленка, пришедшая че­рез сорок девять дней после похище­ния, шокировала не только родителей, но и многое повидавших на своем веку опытнейших сотрудников ФБР. И немудрено. Патти Херст – обычная девуш­ка из «мажорной» семьи, любящая наслаждаться преимуществами своего богатства и социального статуса, исчез­ла. Вместо нее возникла ничем, кроме внешности, не напоминающая Патти, некая Таня. По крайней мере, так она себя с тех пор называла.

Но еще боль­ше шокировал смысл произносимых ею слов: «Папа, теперь я точно знаю, что ни тебя, ни маму никогда не заботи­ли интересы народа. Ты, корпоратив­ный лжец, естественно, скажешь, что я не понимаю, о чем говорю, но тогда до­кажи это на деле. Расскажи бедным и угнетенным нашей страны о том, что собирается сделать корпоративное го­сударство. Предупреди чернокожих и обездоленных людей, что корпоратив­ное государство истребит их всех до по­следнего человека, включая женщин и детей».

Террористы прислали также фотографию – Патти-Таня с втоматом в руках на фоне семиглавой кобры. Че­рез пару недель появилась новая фо­тография – Таня с товарищами по оружию из САО грабит банк. И новая пленка, в которой девуш­ка называет своих родителей и еще недавно любимого до беспамятства жениха «свиньями».

Фабрики психороботов

Что же случилось? Как могла за два месяца произойти такая чудовищ­ная трансформация человеческой пси­хики? Американцам пришлось занять­ся поисками ответов на этот вопрос еще за пару десятков лет до трагиче­ской истории с дочерью магната. В те годы, когда после войны в Корее стали возвращаться военнослужащие, побы­вавшие в китайских концентрационных лагерях на территории КНДР. Неверо­ятно, но факт – бывшие военноплен­ные возвращались убежденными ком­мунистами. Причем «окитаенные» аме­риканцы, которые, напомним, до этого сражались против коммунистов, упор­но отстаивали свои убеждения.

Естественно, в США забили трево­гу. Лучшие умы американской психо­логии ломали головы над этой загад­кой. А тем временем появлялись новые проблемы аналогичного рода. Что за­ставляло людей, еще недавно ведущих абсолютно нормальный с точки зрения социума образ жизни, радикально ме­нять свои ценности, убеждения и даже имена? Почему они бросали дома, се­мьи, работу, а потом добровольно ухо­дили из жизни? Труды ученых дали результаты, которые свелись к общему знаменателю, называемому «промыва­ние мозгов».

Более того, очевидно, что многие сектанты вполне могли бы исполнять роль террористов. А террористы – превратиться в сектантов, ожидающих божьего пришествия или страшного суда. Поведенческо-мировоззренческие характеристики этих социальных групп удивительно похожи. Те и другие – марионетки в руках своих лидеров. Но если лидеры религиозных сект ши­роко известны, то те, кто дергают за ниточки террористические группы, редко показываются из-за кулис, вы­двигая на передний план «актеров» второго плана.

Непосредственные исполнители – всего лишь психороботы, запрограм­мированные на выполнение опреде­ленных задач. Их подлинные личности жестоко подавлены зомбированием, а поэтому бороться с терроризмом на уровне исполнителей – Сизифов труд. На самом же деле – и это особенно ярко проявляется в нынеш­нем американо-арабском конфликте –терроризм стал инструментом боль­шой политики и обеспечения экономи­ческих государственных интересов – такой же неотъемлемой частью сегод­няшних реалий, как тотальная психологическая война за мировые ресурсы. Многие думающие люди уже не удив­ляются тому, что Усама бен Ладен до сих пор остается безнаказанным, зато Вашингтон жесточайшим образом укрепил свое влияние на Ближнем Восто­ке. И как не вспомнить при этом, что Усама бен Ладен когда-то работал на ЦРУ, а Аль-Каида создавалась при помощи этой «миротворческой» организации для борьбы с СССР на Ближнем Восто­ке и в Афганистане. Впрочем, террори­стические кукловоды – тема для от­дельного разговора. Мы же поговорим о тех рецептах, по которым они нор­мальных людей превращают в зомби.

А делается это с помощью искусной манипуляции человеческим мозгом и сознанием. Дело в том, что наш мозг можно назвать мощнейшим биокомпьютером. То, что он видит и ощущает во внешнем мире, зависит от его «программного обеспече­ния». К примеру, если на стол выло­жить текст бизнес-контракта и нотный лист, то бизнесмен обратит внимание на первый предмет и проигнорирует второй, а композитор – наоборот.

Большинство программ мы полу­чаем в раннем детстве, в первую оче­редь, от родителей и окружающей среды. Именно тогда и на всю жизнь мы определяем, безопасен мир или опа­сен, что лучше – доминировать или подчиняться, быть уверенным или роб­ким и т.д. Процесс получения этих про­грамм называется импринтированием, а сами программы – импринтами. Так, у человека, родившегося в строгой христианской семье, импринтом, определяющим его дальнейшее поведение в жизни, скорее всего, будут десять заповедей. Большинство импринтов со­храняются с нами на всю жизнь – из­менить их крайне сложно. Но мастера промывания мозгов способны и на это.

Ученые утверждают, что в челове­ческом мозгу существуют четыре основных контура нервной системы, под­лежащие импринтированию. Первый – ответственный за выживание, второй – формирующий эго и определяющий поведение человека по отношению к окружению, третий, который мы называем умом или интеллектом, – вербaльно-символьный, четвертый – социосексуальный. Последовательно воздействуя на эти четыре контура, че­ловека превращают в террориста-робота (или зомби — уж кому как больше нравится). А происходит это так.

«Стокгольмский синдром»: почему заложники видят в террористах родную мать

Биовыживательный контур связан, прежде всего, с питанием и безопасностью. С момента рождения младенец генетически запрограммирован на по­иск основного источника пищи и безо­пасности – мать. Но если матери рядом не оказывается – этот контур может сыграть с ним злую шутку.

…Однажды в Африке охотники за­стрелили жирафиху – мать новорожденного. Ее детеныш – согласно по­требности контура – стал искать объект, который был бы импринтирован как мать. Им оказался первый крупный движущийся объект – джип, на кото­ром ехали охотники. Жирафенок начал повсюду следовать за джипом, изда­вать такие же звуки, как машина, и да­же пытался сосать любую деталь, хоть немного напоминающую вымя.

Какое отношение это имеет к террористам?

Самое прямое. Если даже взрослого человека на длительный период изолировать от мира в темном ограниченном про­странстве, лишив пищи, уже спустя несколько минут он начинает испытывать тревогу, потом непрерывно нарастающее беспокойство. При этом, естественно, активизируется первый контур нервной системы – он ищет во внешнем мире нечто, что гарантировало бы его безопасность. И первый же человек которого он увидит (особенно если он принесет ему еду), станет новым импринтом для биовыживательного контура. Попросту говоря, именно к нему измученный темнотой и голодом будет относиться как к родной матери. Или, как минимум, к спасителю.

Этим, кстати, объясняется и загадка пресловутого «стокгольмского синдрома». Во время захвата заложников журналисты часто употребляют этот термин, не объясняя, что же он означает. На са­мом деле загадки никакой нет. Залож­ник оказывается в ситуации, когда импринтированные прежде программы становятся неэффективными. Он нахо­дится в постоянной смертельной опас­ности, и его нервная система ищет объ­ект, который удовлетворил бы первый контур.

А поскольку и безопасность, и питание – главные выживательные функции – в этой ситуации зависят от террориста, то заложник импринтирует его как мать или спасителя. Мировоз­зрение террориста становится его позицией, а спецназовцы – его врагами, что, как ни странно, в контексте данно­го импринта вполне логично: они ведь хотят убить того, кто приносит залож­никам пищу и от кого зависит их жизнь. Кстати, этот феномен эмоцио­нальной близости между палачом и жертвой не раз наблюдался в концентрационных лагерях и тюрьмах гестапо в годы Великой Отечественной войны. Достаточно вспомнить нашумевший фильм «Ночной портье». Этот же принцип, на мой взгляд, во многом объясняет и удивительную покорность жертв ста­линских репрессий, чувствовавших се­бя виноватыми перед советской вла­стью и благословлявших своих пала­чей перед казнью.

С Патти Херст террористы из САО поступили именно так: сначала ее свя­занную поместили в багажник, потом держали с завязанными глазами в шкафу, затем в маленьком подвале. Естественно, она постоянно ощущала угрозу жизни. Человеком, который но­сил ей еду и питье, был лидер САО Дональд Дефриз по кличке Синк. Вскоре он и стал ее новой «матерью» и возлюбленным в одном лице.

Важной отличительной особенно­стью биовыживательного контура нервной системы является его доминиру­ющая роль по отношению к остальным контурам. Проще говоря, если лишить человека пищи и безопасности, можно перепрограммировать и все остальные контуры, то есть фактически создать новую личность, подчиненную введен­ным в нее программам. Для этого на уровне второго контура человеку внушается тезис о том, что он маленький, беззащитный, слабый и неправый, а те, в чьих руках его жизнь, наоборот –сильные, могучие и умные. А значит, он должен беспрекословно им подчиняться. Уровень третьего контура тесно связан с вербальными функциями. Поэтому человека программируют, навязывая ему описание мира в «нужных» промывателям мозгов терминах, а так же вводят идеологические постулаты и четкую систему идентификации добра и зла. Например, «Бен Ладен – хорошо, Америка – плохо», «убивать неверных – всегда хорошо, бояться за свою жизнь – всегда плохо» и т.д.

Секс, который превращает в зомби

Перепрограммирование четверто­го контура – вообще весьма любопытная вещь. Общество с его традицион­ными ценностями, по сути, само дела­ет практически любого человека уязви­мым именно в четвертом контуре.

Речь идет о том, что нормы морали довольно строго лимитируют «правильное» сексуальное поведение чело­века: семейная жизнь с одним партне­ром в строго ограниченных рамках, отклонения от которых именуют извра­щениями. Но сексуальность человека явно выходит за пределы этих рамок и подсознательно он стремится выйти за границы дозволенного. Это охотно ис­пользуют промыватели мозгов. И в разнообразных сектах, и в террористи­ческих группах формы сексуальных отношений далеки от общественно одобряемых. При посвящении в секты многих неофитов заставляют пройти через разнообразные ритуалы, связанные с сексом и с точки зрения морали считающиеся извращением. А та же Патти Херст, превратив­шись в Таню, имела сексуальные кон­такты практически со всеми «коллегами по террористической деятельности», даже когда все они оказались в одной камере. Ну а в лидера она была просто влюблена, если такое определение правомерно в отношении зомби.

Случай с Таней – наиболее жесткий вариант превращения нормального че­ловека в террориста. Но он ясно иллю­стрирует саму формулу дьявольского эликсира по созданию зомби, готовых убивать всех и вся. Есть и более мягкий вариант. Для создания состояния импринтной уязвимости человека не обя­зательно сажать в тесный шкаф. Иног­да роль этого шкафа играет сама жизнь. Человек видит мир несправедливым, у него не складывается личная жизнь, его бьют, унижают, над ним издеваются… Очевидно, что потребности его контуров не удовлетворены, и он ищет что-то, что может их удовлетворить. Если найдутся люди, готовые подсказать ему, кто виноват и что де­лать, он импринтирует их как спасите­лей и пойдет за ними.

Понятно, что ,к примеру, в современной Чечне кандидатов в террористы найти проще простого – взять любого чело­века, у которого русские военные убили родных и, пользуясь психоло­гическими приемами, разжечь ненависть, внушить, что отомстить за родню – дело всей его жизни. А за­тем и подсказать путь для решения его жизненной задачи – лагерь для подготовки террористов. Неудивительно, что закулисные кукловоды так легко обрекают молодых парней и девушек на верную смерть – а чего их жалеть? «Человеческого ма­териала» для их замены, увы, найдется еще много.

Лагеря для подготовки террори­стов – не только место, где обучают меткой стрельбе, умению заклады­вать взрывчатку и обманывать полицию. Самое главное здесь – психоло­гическая обработка людей. Сюда при­ходят людьми, а уходят автоматами для уничтожения врага. Об этом ясно свидетельствуют те немногие кадры, которые иногда попадают на телевидение: десяти-четырнадцатилетние мальчики с абсолютно невменяемыми лицами го­ворят только об одном – какое сча­стье умереть в борьбе с неверными!

Не секрет, что во время подготов­ки будущим террористам не дают нормально спать, подвергают унизительным процедурам и даже насилию. Все это преследует одну цель – обеспечить максимально благоприят­ные условия для психологического кодирования, превращающего чело­века в идеальную машину для убийст­ва. Ибо поведение террориста – это «поведение» машины, обладающей узким набором программ: ненависти к врагу, нечувствительности к боли, ведомой одним рефлексом «Враг –уничтожить! Враг – уничтожить!». Хочу подчеркнуть, что имею в виду не только исламских террористов. Ес­ли внимательно присмотреться к исто­рическим фактам, то описанные в этой статье принципы окажутся универ­сальными для всех террористов, когда­-либо существовавших – начиная от большевистских и эсеровских терро­ристических групп в царской России и заканчивая баскскими группировками на Пиренеях. А убийца Троцкого Рамон Меркадер, погубивший свою жизнь во имя личной мести Сталина, явно под­вергся не меньшему «промыванию мозгов», чем боевики Аль-Каиды, направившие самолеты на здания ВТЦ. Нелишне вспомнить и о камикадзе. Многие до сих пор восхищаются ими, приводя как пример колоссального па­триотизма японцев. Но в реальности все было несколько иначе.

Камикадзе создавали с помощью пыток

С момента поступления в школу смертников у японца оставался лишь один путь – к быстрой смерти. Назад дороги не было. Вся его подготовка за­ключалась в процессе зомбирования одной идеей – умереть за императора с радостью. Каждый день учащимся вбивали в голову мысль: «У вас больше нет семьи, нет прошлого, есть только настоящее и героическое будущее. Учитесь повиноваться. Командование – голова. Вы – руки и ноги. Цель вашей жизни – умереть за императора и ро­дину. Жизнь тяжелее гири, смерть – легче перышка!».

Преподаватели школы делали все, чтобы убедить курсантов в справедливости последнего утверждения. Каждый день их строили в шеренгу. И пока они слушали стоящего впереди офице­ра, сзади подкрадывался унтер и не­ожиданно безжалостно бил резиновой дубинкой. Жертвы кричали и плакали, ведь это были молодые ребята, не старше двадцати, а офицер орал: «Прекратить рев, маменькины сынки! Я сделаю из вас настоящих мужчин!».

Затем следовала процедура под названием «тайко бинта». Курсантов выстраивали в две шеренги. «Раз» –считает офицер, и первая шеренга изо всей силы бьет в лицо своих визави. «Два» – и следует ответный удар. На тех, кто не хотел бить товарищей изо всех сил, обрушивалась дубинка офи­цера: «Бей сильнее!». Глубокой ночью, когда измученные курсанты спали, не­ожиданно загорался свет: «Подъем! Строится!». Их выгоняли на улицу под холодный дождь, командовали «Кругом!» и, придравшись к какому-то не­достатку, жестоко избивали палками. Причем били именно сзади – так страшнее. Некоторые будущие камикадзе пытались бежать. Их ловили, подвешивали на глазах товарищей и избивали палками. Беспрецедентная жестокость японских инструкторов имела под собой холодный психологи­ческий расчет: если курсант в течение трех месяцев выдержит все эти пытки, то он никогда не струсит в бою и сдаче в плен предпочтет смерть.

Иногда уже готовым камикадзе устраивали испытание непосредствен­но перед вылетом. «Кто не хочет лететь добровольно? – спрашивал офицер перед строем смертников. – Признай­тесь честно. Наказания не будет». Не­которые покупались на эту уловку и поднимали руки. «Вы трусы, – говорил офицер. – А значит, полетите первы­ми». Надо сказать, что после взлета шансов выжить у камикадзе не было никаких: шасси отвaливaлось автома­тически, приземлиться он уже не мог. Мы не знаем, как убеждали умереть современных камикадзе, направивших самолеты на здания Всемирного торго­вого центра. Но эффективность про­грамм их зомбирования была явно не меньшей…

Жестокость, присущая воспитанию камикадзе, является скорее правилом, чем исключением при подготовке тер­рористов. И это вполне объяснимо с точки зрения психологии. Как показы­вают исследования, чем сложнее ритуал испытаний, через которые человек должен пройти для вступления в ту или иную группу либо организацию, тем сильнее групповая сплоченность и пре­данность членов группы. Ведь, как известно, мы ценим лишь то, что дается нам с трудом. И если для того, чтобы заслужить «почетное звание члена тер­рористической группировки» человеку пришлось преодолеть тяжелейшие ис­пытания, он уже не сможет так просто уйти оттуда или же предать интересы «собратьев по террору».

Ахиллесова пята террористов

Но уязвимые места есть у всех и даже у этих, казалось бы, совершен­ных машин убийства. Очень важный момент: чтобы внедренные в человека зомбирующие программы работали, они должны постоянно поддерживать­ся окружающей средой. «Стокгольм­ский синдром» быстро проходит после того, как заложников освобождают. Сектанту можно вернуть нормальное мышление, выдернув его из секты. Точно так же неподкрепленные внеш­ними событиями мыслительно-поведенческие программы террористов начнут давать сбои.

Условно говоря, если террори­ст окажется среди людей, излучаю­щих исключительно добрые чувства, исповедующих терпение и подставление второй щеки в ответ на удар по первой, он не перебьет их, как это может показаться на первый взгляд. Скорее, он либо сойдет с ума, тяжело заболеет психосоматической болезнью, ли­бо… реимпринтируется и адаптируется к новым условиям, приняв новую идеологию. Причем совершенно неважно, какой эта идеология будет. Просто у таких людей выживание неразрывно связано с потребностью в лидере и принадлежности к группе.

…Кстати, Таня из САО вновь превра­тилась в Патти Херст после того, как в Лос-Анджелесе полицейские заброса­ли гранатами и расстреляли шестерых членов САО вместе с их главарем. Со смертью лидера организация распа­лась. Патти оказалась в тюрьме, где ее переимпринтированием занялись сот­рудники ФБР. Причем настолько успешно, что Патти вышла замуж за… тюремного охранника. Что неудиви­тельно, ведь теперь он стал объектом, удовлетворяющим потребности ее биовыживательного контура…